Булавка

Эй, эй, эй, эй, эй, эй!

Когда я ни с чем останусь — пригласите палача.
Слово - лозунг, либо лакмус — всяко лучше промолчать.
До невиданного массам рой стремящихся назад.
Невесёлые гримасы, не смешные голоса.

И гладит нестройным басом неживая полоса.
Сдать родителей в аренду, по гарантии - жену.
Пир с чумой, пусть даже лента. Если нравится — жируй!
Впрямь стара моя планета, но боюсь не доживу

До момента остановки, хоть чего, пусть даже Лун.
Никогда замечен не был, неказист и невесом.
Наблюдаю в окнах небо, что сгибает горизонт,
А я (они) обычный, ломтик хлеба, да и тот не первый сорт.

Вперемешку мёд с дерьмом, разрисованный перрон
И незримый, злобный демон мажет грязью и пером,
Чьё-то тело — чистый лист
Осыпает свежим пеплом каждый холм и обелиск.

Говорят, лечится надо тем, кто двойственен собой.
Жизнь в формате променада к месту, где стихает боль.

Боль! Боль! Боль! Боль!

На булавке, как букашка презабавный экспонат.
Ждёт в наглаженной рубашке на крахмальных полах.
Где на смятых койках люди чертят карты без Бермуд.
Страх смотрящего подспуден, коли спрячутся - вернут.

Впрочем, он совсем не Ротшильд, были б мысль и еда.
Жизнь — повтор, лицо попроще. 38, ну пусть так!